Постановление Вологодского областного суда от 06 апреля 2021 года №22-419/2021

 
ВОЛОГОДСКИЙ ОБЛАСТНОЙ СУД
 
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
 
от 06 апреля 2021 года Дело N 22-419/2021
город Вологда
Вологодский областной суд в составе
председательствующего судьи судебной коллегии по уголовным делам Мищенко С.В.
при секретаре Сахаровой А.А.
с участием прокурора Сухановской А.В., осужденного Мичурина А.О. и его защитника - адвоката Валеева А.Т.
рассмотрел в открытом судебном заседании уголовное дело по апелляционной жалобе адвоката Валеева А.Т. в защиту осужденного Мичурина А.О. на приговор Междуреченского районного суда Вологодской области от 28 декабря 2020 года, которым
Мичурин А.О., родившийся <ДАТА> в селе ... ... района ... области, ранее не судимый;
осуждён по ч. 1 ст. 297 УК РФ к 300 часам обязательных работ;
мера пресечения до вступления приговора в законную силу оставлена прежней в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении;
с Мичурина А.О. в пользу Л взыскана компенсация морального вреда в размере 10 000 рублей;
решён вопрос о вещественных доказательствах.
Заслушав выступления осужденного Мичурина А.О. и адвоката Валеева А.Т., поддержавших доводы апелляционной жалобы, а также мнение прокурора Сухановской А.В., полагавшей приговор подлежащим отмене, суд апелляционной инстанции
установил:
Мичурин А.О. признан виновным в неуважении к суду, выразившемся в оскорблении участника судебного разбирательства.
Преступление, как указано в приговоре, совершено 1 октября 2019 года в селе Шуйское Междуреченского района Вологодской области при изложенных в нём обстоятельствах.
В апелляционной жалобе адвокат Валеев А.Т. выражает несогласие с судебным решением, считая его незаконным и необоснованным. При этом отмечает, что в судебном заседании 16 ноября 2020 года после общения с вновь назначенным по уголовному делу защитником - адвокатом В было установлено, что последний не имел фактической возможности ознакомиться с материалами уголовного дела, ввиду чего обстоятельства дела знает поверхностно, поэтому подсудимым Мичуриным А.О. было заявлено ходатайство о допуске по уголовному делу в качестве защитника вместе с адвокатом иного лица, а именно Д, которой известны обстоятельства дела и которой подсудимый доверяет. Судом данное ходатайство было оставлено без удовлетворения, причём суд не посчитал необходимым мотивировать принятое решение, чем грубо нарушил основополагающий принцип законности, закрепленный в ст. 7 УПК РФ. При этом такой способ защиты не только не запрещён, но прямо предусмотрен с законе, а отказ суда в предоставлении обвиняемому возможности воспользоваться им может иметь место лишь при наличии существенных к тому препятствий, в том числе в связи с наличием предусмотренных уголовно-процессуальным законом обстоятельств, исключающих участие защитника в производстве по уголовному делу. По смыслу уголовно-процессуального закона, не может признаваться обстоятельством, препятствующим допуску в качестве защитника лица, не являющегося адвокатом, участие в деле профессионального адвоката, поскольку ни Конституция РФ, ни уголовно-процессуальный закон не ограничивают число защитников, имеющих возможность участвовать в деле, а также поскольку в силу ч. 2 ст. 49 УПК РФ участие в деле адвоката, напротив, является одним из условий допуска в качестве защитника иного, наряду с адвокатом, лица. Таким образом, норма уголовно-процессуального закона по своему конституционно-правовому смыслу не предполагает право суда произвольно отклонять ходатайство обвиняемого о допуске в качестве защитника лица, не являющегося адвокатом, и не препятствует осуществлению защиты интересов обвиняемого в суде близким родственником или иным лицом наряду с защитником-адвокатом. Такой же позиции придерживается и Верховный Суд РФ, разъяснивший судам, что при разрешении ходатайства о допуске одного из близких родственников или иного лица в качестве защитника следует не только проверять отсутствие обстоятельств, указанных в ст. 72 УПК РФ и исключающих участие в производстве по уголовному делу, но и иметь в виду характер, особенности обвинения, а также согласие и возможность данного лица осуществлять в установленном законом порядке защиту прав и интересов обвиняемого и оказывать ему юридическую помощь при производстве по делу; решение об отказе в удовлетворении ходатайства должно быть мотивированным. Отмечает, что наличие указанных в ст. 72 УПК РФ обстоятельств в судебном заседании не устанавливалось, они отсутствуют. Таким образом, судом при разрешении данного ходатайства также был нарушен ещё один фундаментальный принцип уголовного судопроизводства - обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту, а также нарушены положения п. 8 ч. 4 ст. 47, ч. 2 ст. 49 УПК РФ. Полагает, что данные нарушения являются существенными, искажающими саму суть правосудия, причём рассмотрение уголовного дела без участия защитника, если его участие является обязательным в любом случае является основанием отмены или изменения судебного решения.
Кроме того, по мнению автора жалобы, судом первой инстанции был нарушен порядок разрешения ходатайств в судебном заседании. Так, в ходе судебного заседания стороной защиты неоднократно заявлялись различные ходатайства об исключении доказательств, которые суд постановилразрешить при вынесении итогового решения по делу. Вместе с тем указанный подход противоречит действующему законодательству, дискредитирует само судебное разбирательство, превращая его, по сути, в фарс. Ссылаясь на ст. 121, п. 28 ст. 5 УПК РФ, обращает внимание, что приговор не является тем процессуальным актом, которым разрешаются ходатайства, заявленные сторонами в ходе судебного разбирательства. Это подменяет природу приговора как основного акта правосудия, превращая его в решение по рассмотрению заявленных в ходе производства ходатайств. Безусловно, что нарушение порядка рассмотрения заявленных в судебном заседании ходатайств относится к существенным нарушениям УПК РФ, что является основанием для отмены или изменения судебного решения.
Адвокат также считает, что приговор суда основан на недопустимых доказательствах. Согласно протоколу судебного заседания свидетель Т о дате и месте судебного заседания была извещена надлежащим образом, в судебное заседание не явилась в связи с нахождением на больничном. Суд постановилудовлетворить ходатайство государственного обвинителя и огласить показания данного свидетеля, указав, что отложение дела по причине неявки свидетеля ведёт к затягиванию процесса. Таким образом, необходимость оглашения показаний свидетеля была мотивирована не положениями действующего уголовно-процессуального законодательства, а целесообразностью, как её понимает судья, что противоречит уже упоминавшемуся принципу законности, закрепленному в ст. 7 УПК РФ. При этом согласно приговору основанием для оглашения показаний свидетеля Т явились положения ч. 3 ст. 281 УПК РФ, однако адвокат выражает недоумение, каким образом можно применять положения данной статьи к ситуации, когда свидетель вообще не явился в судебное заседание. Ссылаясь на ст. 281 УПК РФ, п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2017 года N 51 и п.п. "d" п. 3 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, отмечает, что обстоятельства, предусмотренные п.п. 1-5 ч. 2 ст. 281 УПК РФ, по настоящему делу в отношении свидетеля Т отсутствовали. Согласно ответу на запрос из ЦРБ N... от 12 ноября 2020 года Т выписан лист временной нетрудоспособности, который продлён до 20 ноября, предположительно срок временной нетрудоспособности до конца ноября 2020 года. Таким образом, имеющееся заболевание не может быть расценено как тяжелое. Уважительность причины неявки, которую государственные обвинитель указал, как достаточное основание для оглашения показаний свидетеля, таковым в соответствии с законом не является, а в соответствии со ст. 75 УПК РФ доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, являются недопустимыми и не могут быть положены в основу обвинительного приговора.
Кроме того, автор жалобы отмечает, что судебная лингвистическая экспертиза проведена с многочисленными существенными нарушениями уголовно-процессуального закона. Заключение эксперта от 19 мая 2020 года было изготовлено директором БПОУ ВО "Вологодский технически колледж", кандидатом филологических наук Р в соответствии с постановлением дознавателя Я от 15 мая 2020 года. Приводя положения ч. 2 ст. 195 УПК РФ, постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 года N 28 "О судебной экспертизе по уголовным делам" и ст. 11 Федерального закона "О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" от 31 мая 2001 года N 73-Ф3, защитник указывает, что БПОУ ВО "Вологодский технически колледж" не является ни государственным судебно-экспертным учреждением, ни негосударственным судебно-экспертным учреждением, поскольку не соответствует критериям, предъявляемым к данным учреждениям. При этом в соответствии с п. 4 постановления от 15 мая 2020 года дознаватель даёт себе указание о необходимости разъяснения эксперту прав и обязанностей, предусмотренных ст. 57 УПК РФ, и предупреждения его об уголовной ответственности по ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложного заключения. Вместе с тем материалы уголовного дела не содержат документа, подтверждающего исполнение дознавателем данных указаний. В материалах дела отсутствует информация о дате, месте и времени разъяснения дознавателем эксперту его прав, обязанностей и ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Наличие отметки в заключении эксперта от 19 мая 2020 года о том, что эксперту разъяснены права и обязанности, предусмотренные ст. 57 УПК РФ, и ответственность за дачу заведомо ложного заключения по ст. 307 УК РФ не является, по мнению адвоката, достаточным, поскольку дознаватель при производстве экспертизы не присутствовал, поэтому разъяснить права, обязанности и ответственность непосредственно в процессе экспертизы он не мог, следовательно, эксперт сам себе разъяснил свои права, обязанности и ответственность. Таким образом, при назначении экспертизы дознавателем было допущено нарушение требований уголовно-процессуального закона, ввиду того что эксперту не были надлежащим образом разъяснены его права, обязанности и ответственность. При этом сторона защиты никогда не отрицала наличие в тексте заключения эксперта отметки о разъяснении ему прав и обязанностей. Вместе с тем основная претензия в этой части состоит в том, что эти права и обязанности были разъяснены не дознавателем, а экспертом самому себе. Кроме дознавателя разъяснение прав, обязанностей и ответственности может быть осуществлено также руководителем экспертного учреждения, однако Р таковым не является. Кроме того, ранее Р по настоящему уголовному делу уже проводилась судебная лингвистическая экспертиза, назначенная постановлением дознавателя Я от 28 октября 2019 года, в рамках которой было составлено заключение эксперта от 29 октября 2019 года, признанное недопустимым доказательством по причине существенных нарушений УПК РФ, допущенных дознавателем при назначении экспертизы. Обращает внимание, что в соответствии с ч. 2 ст. 207 УПК РФ, ст. 20 Федерального закона от 31 мая 2001 года N 73-Ф3 производство повторной судебной экспертизы, назначенной в связи с возникшими у суда, судьи, лица, производящего дознание, следователя сомнениями в правильности или обоснованности ранее данного заключения по тем же вопросам, поручается другому эксперту или другой комиссии экспертов. В постановлении от 15 мая 2020 года перед экспертом поставлен тот же самый вопрос, что и в постановлении от 28 октября 2019 года, экспертиза поручена тому же эксперту Р По содержанию заключение эксперта от 19 мая 2020 года дословно повторяет заключение эксперта от 29 октября 2019 года. Исходя из вышеуказанного, экспертиза от 15 мая 2020 года является повторной, но закон вообще не предусматривает возможности производства повторной экспертизы тем же самым экспертом. При таких обстоятельствах производство повторной судебной лингвистической экспертизы по настоящему уголовному делу не могло быть поручено Р При этом в соответствии с текстом заключения эксперта от 19 мая 2020 года научной основой экспертизы послужили материалы Википедии, где создавать и редактировать статьи может любой пользователь сети Интернет. Все внесённые в статью изменения незамедлительно становятся доступными для просмотра любыми пользователями. Таким образом, даже сама Википедия не гарантирует достоверность отраженной в ней информации. Приводя положения ст. 8 Федерального закона от 31 мая 2001 года N 73-Ф3, адвокат указывает, что тот факт, что, по мнению эксперта, положения Википедии отвечают требованиям научности, заставляет не просто усомниться в его квалификации, а сделать однозначный вывод в её полном отсутствии. Безусловно, данный факт дискредитирует проведенную экспертизу, которая не может быть признана допустимым доказательством по делу.
Таким образом, при назначении и производстве указанной судебной экспертизы были допущены многочисленные нарушения УПК РФ и Федерального закона от 31 мая 2001 года N 73-Ф3, которые исключают любую возможность использовать её результаты в качестве доказательства по уголовному делу. Кроме того, согласно тексту заключения эксперта стаж экспертной работы у Р отсутствует, в тексте заключения указан лишь стаж работы по специальности - 10 лет. Причём понятие стажа работы по специальности и понятие стажа экспертной деятельности являются не тождественными понятиями. Р имеет высшее образование по специальности "филология" и стаж работы по этой специальности 10 лет. При этом никакого основного или дополнительного образования профессиональной подготовки по специальности или программе "судебная экспертная деятельность" либо иной схожей Р не имеет. Исходя из имеющихся материалов, экспертом он никогда не работал, следовательно, никакого опыта работы в области судебной экспертной деятельности не имеет. В судебном заседании судом даже не исследовались документы, подтверждающие наличие вообще какого-либо образования и учёной степени, поскольку к заключению эксперта от 19 мая 2020 года они не приложены. В материалах уголовного дела имеется копия диплома эксперта о высшем образовании и копия диплома кандидата наук, которые были приложены к заключению эксперта от 29 октября 2019 года, однако в судебном заседании они не оглашались. Более того, стороне защиты, ходатайствовавшей об оглашении этих материалов вместе с заключением первичной экспертизы, судом было отказано. Таким образом, в нарушение требований закона суд первой инстанции не удостоверился в образовании, специальности, стаже работы в качестве судебного эксперта и наличии иных данных, свидетельствующих о его компетентности и надлежащей квалификации. Наличие высшего образования и даже учёной степени при отсутствии какого-либо опыта экспертной работы не является достаточной гарантией наличия каких-либо познаний в области судебной экспертизы. Кроме того, по мнению суда, экспертиза от 19 мая 2020 года является первичной, а не повторной на том основании, что заключение эксперта от 29 октября 2019 года было признано недопустимым и исключено из перечня доказательств по делу. Таким образом, суд фактически говорит о том, если доказательство было признано недопустимым, то его никогда не существовало. Полагает, что факт признания какого-либо доказательства недопустимым не делает его никогда не существовавшим в объективной действительности и не превращает повторную экспертизу в первичную.
Кроме того, защитник указывает, что согласно постановлению дознавателя от 24 октября 2019 года вещественными доказательствами по уголовному делу были признаны диск CD-R ... с аудиозаписью судебного заседания и диск DVD-RW N... с видеозаписью судебного заседания. Согласно тексту постановления указанные диски были предоставлены 8 октября 2019 года Междуреченским районным судом в ответ на запрос прокурора Междуреченского района. Однако соответствующего запроса материалы уголовного дела не содержат. Вместе с тем в материалах уголовного дела имеется ответ председателя Междуреченского районного суда от 8 октября 2019 года N... о том, что в ответ на запрос от 3 октября 2019 года направляется "копия протокола судебного заседания по заявлению Мичурина А.О., М1 к М от 1 октября 2019 года, аудиозапись данного протокола, видеозапись судебного заседания" с приложением, в том числе CD-R диска и DVD-RW диска. Таким образом, согласно указанной сопроводительной в адрес Междуреченского прокурора были направлены аудиозапись и видеозапись судебного заседания от 1 октября 2019 года. При этом адвокат отмечает, что согласно протоколу судебного заседания по делу N... от 1 октября 2019 года судебное заседание было открыто в 15 часов 30 минут, время удаления суда в совещательную комнату в протоколе не указано. Вводная и резолютивная части решения вынесены и оглашены в 16 часов 25 минут. Согласно протоколу осмотра предметов (документов) от 24 октября 2019 года аудиозапись судебного заседания от 1 октября 2019 года состоит из файла ... продолжительностью записи 60 минут, файла ... продолжительностью записи 2 минуты 30 секунд, файла ... продолжительностью записи 26 минут 44 секунды. Таким образом, судебное заседание продолжалось значительное время. Вместе с тем в соответствии с этим же протоколом предоставленная видеозапись судебного заседания имеет продолжительность 12 секунд, поэтому, по мнению адвоката, указанная видеозапись представляет из себя результат монтажа. При этом в ходе предварительного расследования дознавателем не были установлены обстоятельства изготовления данного монтажа, а также лицо, осуществившее данный монтаж, с помощью каких технических средств была изготовлена видеозапись и осуществлён её монтаж, какие изменения вносились в изначальную видеозапись. При таких обстоятельствах конкретный источник приобщенной в качестве вещественного доказательства видеозаписи, являющейся результатом монтажа, не установлен, что исключает возможность её использования в качестве доказательства по настоящему уголовному делу. В этой связи подлежит признанию недопустимым и производное доказательство, в частности, протокол осмотра предметов (документов) от 24 октября 2019 года в части осмотра указанной видеозаписи. Вопреки выводам суда первой инстанции, ни одного осмотра места происшествия по настоящему уголовному делу дознавателем или иным должностным лицом не производилось; в ходе судебного заседания ни одного протокола осмотра места происшествия, в ходе которого бы изымались какие-либо объекты, также не исследовалось. Единственный протокол осмотра, имеющийся в материалах уголовного дела - это протокол осмотра предметов (документов) от 24 октября 2019 года, в ходе которого данный диск был осмотрен, а не изъят. Правовая природа осмотра места происшествия и осмотра ранее изъятых предметов хотя и близка, но все же отличается как по названию, так и по содержанию. При этом также не понятны и выводы суда о том, что по окончании просмотра видеозаписи от участников следственного действия заявлений, замечаний относительно полноты или изменения её содержания не поступало, доводы защитника о монтаже видеозаписи ничем не подтверждены. В ходе дознания данная видеозапись в присутствии Мичурина А.О. не осматривалась, а её осмотр с участием стороны защиты впервые был осуществлён непосредственно в судебном заседании, после чего стороной защиты было заявлено ходатайство о признании данной видеозаписи недопустимым доказательством ввиду наличия явных признаков монтажа. При этом отмечает, что осмотр видеозаписи был произведён не в полном объёме, поскольку стороне защиты судом было отказано в осмотре свойств файла видеозаписи без указания мотивов принятого решения.
Вместе с тем, поскольку данная видеозапись имеется в распоряжении стороны защиты, адвокат отмечает, что в свойствах файла указано на его изменение 2 октября 2019 года в 9 часов 36 минут, хотя расследуемое событие произошло 1 октября 2019 года. В этой связи автор жалобы указывает, что основанием отмены или изменения судебного решения в любом случае является обоснование приговора доказательствами, признанными судом недопустимыми.
Защитник также обращает внимание на несоответствие выводов суда фактическим обстоятельствам дела, неполноту, односторонность проведённого судебного следствия, поскольку свидетели К и Т никакого оскорбительного жеста со стороны Мичурина А.О. не видели, тем более они не дают показаний о том, что Мичурин А.О. этот жест адресовал потерпевшему Л Единственным доказательством служат показания самого потерпевшего, при этом показания последнего противоречат его первоначальной реакции на увиденный им жест в судебном заседании, который зафиксирован в аудиопротоколе судебного заседания, а также протоколе осмотра предметов (документов) от 24 октября 2019 года. Первая и непосредственная реакция Л была следующей: "Ваша честь, прошу поднять...значит...прошу зафиксировать в протоколе судебного заседания факт ненадлежащего поведения ответчика Мичурина А.О., зафиксировать данное время 16 часов 13 минут. Алексей Олегович позволил себе в отношении не знаю кого, меня или суда, неприличный жест, состоящий из поднятого вверх среднего пальца руки". То есть в этот момент Л не посчитал, что данный жест направлен по отношению к нему, он возмутился поведением Мичурина А.О., но не оскорбился. Таким образом, идея "оскорбиться" возникла у потерпевшего позднее.
Так, согласно современным положениям судебной лингвистики оскорбление как речевой акт обязательно направлено на конкретное лицо - адресата оскорбления. Кроме того, важным условием коммуникативной успешности речевого акта оскорбления является условие стремления к перлокутивному эффекту оскорбления, когда инвектор (оскорбитель) стремится, чтобы инвективное (оскорбительное) высказывание было воспринято инвектумом (оскорбляемым) (услышано, увидено, прочитано). По мнению автора жалобы, отсутствие этого условия также ведёт к трансформации данного речевого акта в оценку (в терминах юриспруденции - отказ от преступления). В соответствии с приговором тот факт, что вменяемый жест, во-первых, имел место, а, во-вторых, был направлен непосредственно Л полагается установленным фактом, не требующим какого-либо доказывания. Вместе с тем эти факты и являются обстоятельствами, подлежащими установлению по настоящему уголовному делу. Так, стороной защиты в целях установления объективной истины по настоящему делу было получено заключение специалиста-лингвиста Г - доцента кафедры русского и иностранных языков Вологодского института права и экономики ФСИН России, имеющего не только соответствующее профильное образование лингвиста, но и прошедшего профессиональную переподготовку по программе "судебная лингвистическая экспертиза: аналитико-экспертная деятельность филолога-практика", а также имеющего значительный стаж экспертной деятельности. Перед специалистом были поставлены именно те вопросы, которые имеют значение для правильного разрешения данного уголовного дела. По итогам анализа представленных специалисту материалов им были даны следующие ответы: "представленная на исследование видеозапись "..." содержит демонстрацию коммуникантом, определенным в протоколе осмотра предметов (документов) по уголовному делу от 24 октября 2019 года как А.М1, жеста, представленного вытянутым (не до конца) средним пальцем левой руки, остальные пальцы данной руки сжаты (время демонстрации жеста с 16 часов 13 минут 24 секунд по 16 часов 13 минут 27 секунд). Данный жест воспринимается в качестве генитального символа, инвективного средства, выраженного в неприличной форме, выражает значение, синонимичное междометным выражениям: ругательству-угрозе или "посыланию" (отвали, пошёл к черту); определить средствами лингвистической науки, адресован ли жест, представленный вытянутым (не до конца) средним пальцем левой руки, остальные пальцы данной руки сжаты, демонстрируемый коммуникантом, определенным в протоколе осмотра предметов (документов) по уголовному делу как А.М1 коммуниканту Л или какому-либо другому коммуниканту с целью оскорбить его, не представляется возможным".
При этом защитник дополнительно указывает, что ситуация, при которой судом принимается только часть заключения специалиста как и заключения эксперта и отвергается другая часть этого же заключения, является невозможной, поскольку как заключение специалиста, так и заключение эксперта представляет собой единое целое. Суд должен либо согласиться со всеми выводами эксперта или ответами специалиста, либо отвергнуть соответствующее заключение в полном объёме. В связи с тем, что специалист в соответствии с законом не предупреждается и не несет уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения, такое заключение должно быть проверено в судебном заседании путём допроса специалиста, в ходе которого последний предупреждается об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Без допроса специалиста использование его заключения для обоснования виновности лица в совершении преступления является ограниченным, вместе с тем в ходе судебного заседания специалист не допрашивался. Таким образом, обоснование вывода о виновности Мичурина А.О., в том числе заключением специалиста-лингвиста Г в той форме, как это было сделано судом, является некорректным и не соответствует требованиям закона.
Кроме того, автор жалобы отмечает, что ч. 1 ст. 297 УК РФ предусматривает ответственность за неуважение к суду, выразившееся в оскорблении участников судебного разбирательства. Юридическое понятие "оскорбление" ранее было предусмотрено в ч. 1 ст. 130 УК РФ, где под оскорблением в юридическом смысле понималось унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме. В настоящий период это понятие закреплено в диспозиции ч. 1 ст. 5.61 КоАП РФ, которая полностью повторяет диспозицию ранее действовавшей ст. 130 УК РФ. Таким образом, "оскорбление" в юридическом смысле предполагает наличие двух составляющих: наличие собственно речевого оскорбления и неприличная форма соответствующего речевого акта. При этом, по мнению адвоката, сам по себе неприличный речевой акт в отсутствии оскорбления не образует состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 297 УК РФ. Это всего лишь нарушение установленного порядка судебного разбирательства, за которое лицо может быть предупреждено, удалено из зала судебного заседания или на него может быть наложено денежное взыскание. В то же время Мичурин А.О. категорически отрицает тот факт, что пытался оскорбить Л, утверждая, что умышленно он вообще не пытался никому показать никакого оскорбительного жеста, а получившийся жест мог явиться следствием того, что он разминал повреждённую руку или путём надавливания на грудную клетку пытался убрать невралгические боли, которыми страдает длительное время. Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что Мичурин А.О. на протяжении всего судебного заседания сидел в той же позе, которая ему вменяется, периодически разминая больную руку или снимая свои невралгические боли, но никто из участников просто не обращал на это никакого внимания. Считает, что по вине органов предварительного расследования полная видеозапись судебного заседания не изымалась и не исследовалась. Был изъят вырванный из контекста 12-секундный фрагмент, который и был представлен для анализа лингвисту. Считает, что по настоящему уголовному делу имеются два неустранимых сомнения о том, что продемонстрированный Мичуриным А.О. жест был вообще сделан им осознано и умышленно, и что данный жест, демонстрируемый Мичуриным А.О., был адресован непосредственно Л с целью оскорбить его. Во всяком случае имеющаяся видеозапись положительного ответа на этот вопрос не дает, о чём однозначно указывает специалист-лингвист, который также указывал, что не исключается ситуация, что этот жест был сделан скрытно в адрес какого-либо иного участника, что исключает его квалификацию как оскорбление, либо вообще не имел конкретного адресата. Кроме того, сам потерпевший во время расследуемых событий не идентифицировал данный жест, как направленный непосредственно по отношению к нему. При таких обстоятельствах факт оскорбления Л по настоящему делу не доказан, это всего лишь является предположением. Более того, последующее поведение потерпевшего Л 1 октября 2019 года непосредственно после того, как ему якобы было нанесено оскорбление, моральный вред от которого он оценил в размере 1 000 000 рублей, явно свидетельствует об отсутствии акта оскорбления. Так, согласно показаниям Мичурина А.О. непосредственно после вменяемых ему событий, у него было общение с Л, в ходе которого они обсуждали вопросы про детей и образование, при этом каких-либо претензий потерпевший не предъявлял. Эта аудиозапись разговора с Л примерно на 4 минуты сохранилась. В связи с тем, что характер общения Мичурина А.О. и Л непосредственно после якобы осуществлённого в отношении последнего оскорбления имеет существенное значение для оценки того, было ли это оскорбление сделано в действительности, стороной защиты было заявлено ходатайство об осмотре телефона Мичурина А.О. и прослушивании аудиозаписи его разговора с Л в здании Междуреченского районного суда. Однако в данном ходатайстве было отказано, и защитник полагает, что отказ в исследовании данной аудиозаписи незаконен.
Таким образом, адвокат считает, что факт совершения Мичуриным А.О. преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 297 УК РФ, не нашёл своего подтверждения в судебном заседании, а выводы суда не подтверждены исследованными по делу допустимыми доказательствами, что является основанием для отмены или изменения судебного решения в апелляционном порядке.
Кроме того, в ходе судебного заседания стороной защиты суду было указано на незаконность применяемой на протяжении последних 6 месяцев в отношении Мичурина А.О. меры пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. 15 мая 2020 года Мичурину А.О. в соответствии со ст. 97 УПК РФ избрана указанная мера пресечения. При этом самой расписки Мичурина А.О. не имеется, что в принципе исключает наличие данной меры пресечения. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого по делу не выносилось, а обвинительный акт составлен дознавателем только 4 июня 2020 года. Обращает внимание, что в нарушение требований ст. 100 УПК РФ мера пресечения после 25 мая 2020 года дознавателем отменена не была, поэтому с этого момента её применение к Мичурину А.О. является незаконным, но никаких мер прокурорского реагирования предпринято не было. При назначении судебного заседания 27 июля 2020 года мера пресечения оставлена прежней в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. При этом суд никак не мотивировал необходимость избрания к Мичурину А.О. меры пресечения и не проверил законность применения ранее избранной. Таким образом, в период с 25 мая 2020 года по 28 декабря 2020 года права и законные интересы Мичурина А.О. были незаконно ограничены сначала дознавателем, а впоследствии судом. В этой связи сторона защиты просила принять необходимые меры, направленные на восстановление нарушенных прав Мичурина А.О., однако суд отказал в удовлетворении ходатайства ввиду отсутствия оснований. На основании изложенного автор жалобы просит приговор суда отменить, вынести по делу новый приговор или направить дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции другим составом суда.
В возражениях на апелляционную жалобу государственный обвинитель Г1 и потерпевший Л просят приговор суда оставить без изменения.
Суд апелляционной инстанции, выслушав участников судебного разбирательства, проверив материалы дела, обсудив доводы апелляционной жалобы и возражений на неё, находит приговор подлежащим отмене.
Согласно ч. 1 ст. 389.17 УПК РФ основаниями отмены или изменения судебного решения судом апелляционной инстанции являются существенные нарушения уголовно-процессуального закона, которые путём лишения или ограничения гарантированных УПК РФ участников уголовного судопроизводства, несоблюдения процедуры судопроизводства или иным путём повлияли или могли повлиять на вынесение законного и обоснованного судебного решения.
В соответствии со ст. 297 УПК РФ приговор суда должен быть законным, обоснованным, справедливым и признается таковым, если постановлен в соответствии с требованиями УПК РФ и основан на правильном применении уголовного закона.
Как усматривается из материалов дела, подсудимым Мичуриным А.О. в ходе судебного заседания суда первой инстанции было заявлено ходатайство о допуске к участию в деле в порядке ч. 2 ст. 49 УПК РФ в качестве его защитника Д (т. 3 л.д. 13), мотивированное тем, что она в отличие от адвоката знает материалы дела.
Следовательно, осужденный полагал, что допуск защитника обеспечит соблюдение его конституционного права на защиту при рассмотрении дела в суде.
Суд первой инстанции в удовлетворении данного ходатайства подсудимого отказал, при этом нецелесообразность допуска Д к участию в деле в качестве защитника никак мотивирована не была.
В соответствии со ст. 7 УПК РФ принципом уголовного судопроизводства является законность при производстве по уголовному делу, что подразумевает осуществление производства по уголовному делу в точном соответствии с уголовным и уголовно-процессуальным законами.
При этом судом первой инстанции не принято во внимание, что в силу положений ч. 2 ст. 49 УПК РФ само по себе участие в деле профессионального защитника - адвоката, является обязательным условием для допуска иного лица в качестве защитника.
В этой связи суд апелляционной инстанции учитывает правовую позицию, изложенную в п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ N 29 от 30 июня 2015 года "О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве", из которой следует, что при разрешении ходатайства обвиняемого, заявленного в соответствии с ч. 2 ст. 49 УПК РФ, о допуске одного из близких родственников или иного лица в качестве защитника, суду следует не только проверять отсутствие обстоятельств, указанных в ст. 72 УПК РФ, но и учитывать характер, особенности обвинения, а также согласие и возможность данного лица осуществлять в установленном законом порядке защиту прав и интересов обвиняемого и оказывать ему юридическую помощь при производстве по делу. В случае отказа в удовлетворении такого ходатайства решение суда должно быть мотивированным.
В данном случае, указанные требования судом первой инстанции не выполнены, необходимые для разрешения ходатайства Мичурина А.О. обстоятельства не проверены, сведения о личности Д не установлены и также не проверены, что повлекло за собой нарушение права Мичурина А.О. на защиту.
Из правовой позиции Конституционного Суда РФ, выраженной в определении от 24 октября 2019 г. N 2688-О, следует, что применительно к судебной стадии уголовного процесса одним из способов защиты от предъявленного обвинения, который не только не запрещён, но и прямо закреплён ч. 2 ст. 49 УПК РФ, является приглашение для участия в судебном заседании по ходатайству обвиняемого в качестве защитника наряду с адвокатом одного из его близких родственников или иного лица, которое допускается к такому участию по определению или постановлению суда; отказ суда в предоставлении обвиняемому возможности воспользоваться этим способом и тем самым - ограничение гарантируемого ст. 45 (часть 2) Конституции РФ права может иметь место лишь при наличии существенных к тому оснований. Одним из таких оснований является неспособность предполагаемого защитника оказывать юридическую помощь подсудимому и выполнять другие свои процессуальные обязанности; ч. 2 ст. 49 УПК РФ не предполагает право суда произвольно - без учёта иных положений данного Кодекса, обстоятельств конкретного дела и особенностей личности приглашаемого в качестве защитника - отклонять соответствующее ходатайство обвиняемого.
Таким образом, отказ суда по заявленному Мичуриным А.О. ходатайству без указания мотивов принятого решения требованиям уголовно-процессуального закона не отвечают. Указанное обстоятельство является нарушением процессуальных прав подсудимого, предусмотренных требованиями ч. 3, п. 8 ч. 4 ст. 47 УПК РФ, и могло повлиять на постановление законного и обоснованного судебного решения.
При таких обстоятельствах суд апелляционной инстанции находит приговор суда в отношении Мичурина А.О. подлежащим отмене в связи с допущенным судом нарушением права осужденного на защиту.
Поскольку в ходе рассмотрения дела в суде первой инстанции были допущены нарушения уголовно-процессуального закона, неустранимые в суде апелляционной инстанции, уголовное дело подлежит направлению на новое судебное разбирательство в суд первой инстанции.
При новом рассмотрении дела суду следует устранить указанные выше нарушения закона, обеспечить соблюдение права подсудимого на защиту, тщательно проверить обоснованность обвинения, предъявленного Мичурину А.О., исследовать доказательства, имеющиеся в материалах уголовного дела, разрешить возможные ходатайства сторон, и принять по делу законное и обоснованное решение.
В связи с отменой обвинительного приговора и передачей уголовного дела на новое судебное разбирательство доводы апелляционной жалобы о несогласии с оценкой представленных по делу доказательств, квалификации действий Мичурина А.О. и доказанности его вины в силу ч. 4 ст. 389.19 УПК РФ рассмотрению не подлежат, поэтому суд апелляционной инстанции не входит в обсуждение данных доводов апелляционной жалобы. При этом доводы апелляционной жалобы адвоката в части нарушения права осужденного на защиту подлежат удовлетворению.
Переходя к вопросу о разрешении вопроса о направлении уголовного дела на новое судебное разбирательство, суд апелляционной инстанции отмечает, что в настоящее время в Междуреченском районной суде Вологодской области осуществляют правосудие судьи Мякина М.Л., которая не может участвовать в рассмотрении уголовного дела в отношении Мичурина А.О. на основании ч. 2 ст. 61 УПК РФ, и Ф, которая также не может участвовать в рассмотрении данного уголовного дела в силу ч. 1 ст. 63 УПК РФ, поэтому в соответствии п.п. "а" п. 2 ч. 1 ст. 35 УПК РФ уголовное дело следует направить председателю Вологодского областного суда для решения вопроса об изменении его территориальной подсудности.
Руководствуясь ст.ст. 389.20, 389.22, 389.28, 389.33 УПК РФ, суд апелляционной инстанции
постановил:
приговор Междуреченского районного суда Вологодской области от 28 декабря 2020 года в отношении Мичурина А.О. отменить с направлением уголовного дела на новое судебное разбирательство в ином составе суда.
Уголовное дело в отношении Мичурина А.О. направить председателю Вологодского областного суда Трофимову И.Э. для определения его подсудности.
Апелляционное постановление может быть обжаловано в кассационном порядке, предусмотренном главой 47.1 УПК РФ, непосредственно в судебную коллегию по уголовным делам Третьего кассационного суда общей юрисдикции.
Председательствующий С.В. Мищенко


Электронный текст документа
подготовлен и сверен по:
файл-рассылка