Постановление Пермского краевого суда

 
ПЕРМСКИЙ КРАЕВОЙ СУД

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 01 июня 2021 года Дело N 22-3107/2021

Пермский краевой суд в составе

председательствующего Погадаевой Н.И.,

при секретаре Лисиной С.А.,

рассмотрел в открытом судебном заседании уголовное дело Соловьева Е.А. по апелляционному представлению заместителя прокурора Верещагинского района Пермского края Курдояковой Н.В., а также апелляционным жалобам потерпевших Г2. и О., осужденного Соловьева Е.А. и гражданского ответчика ГБУЗ ПК "Верещагинская ЦРБ" на приговор Верещагинского районного суда Пермского края от 25 марта 2021 года, по которому

Соловьев Евгений Александрович, дата рождения, уроженец ****, ранее не судимый,

осужден по ч. 2 ст. 109 УК РФ к 2 годам 6 месяцам лишения свободы с лишением права заниматься медицинской деятельностью на 2 года,

в соответствии с ч. 2 ст. 53.1 УК РФ наказание в виде лишения свободы заменено принудительными работами на 2 года 6 месяцев с удержанием из заработной платы 10% в доход государства.

Постановлено взыскать с ГБУЗ ПК "Верещагинская ЦРБ" в счет компенсации морального вреда в пользу Г2. и О. по 1000000 рублей, с Соловьева Е.А. в пользу Г2. в возмещение материального ущерба - 13230 рублей.

Изложив содержание приговора, существо апелляционных представления и жалоб, а также поступивших возражений, выслушав мнение прокурора Захаровой Е.В. об изменении приговора по доводам представления, выступление осужденного Соловьева Е.А. и адвоката Медведева В.Е., поддержавших доводы жалоб об отмене приговора, защитника наряду с адвокатом и представителя гражданского ответчика К. об отмене приговора, в том числе в части гражданского иска либо уменьшении его размера, а также потерпевшей О. и представителя потерпевшей Г2. - Б. об изменении приговора и усилении наказания, суд апелляционной инстанции

УСТАНОВИЛ:

Соловьев Е.А. признан виновным в том, что, являясь врачом анестезиологом-реаниматологом Верещагинской центральной районной больницы Пермского края, причинил по неосторожности смерть Г1. вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей.

Преступление совершено в г.Верещагино Пермского края при обстоятельствах, изложенных в приговоре.

В апелляционном представлении заместитель прокурора Верещагинского района Пермского края Курдоякова Н.В., не оспаривая доказанность вины и квалификацию действий осужденного Соловьева Е.А., поставила вопрос об изменении приговора вследствие неправильного применения уголовного закона. Ссылаясь на требования ст. 56 УК РФ, указала, что Соловьеву Е.А., как лицу, ранее не судимому, впервые совершившему преступление небольшой тяжести при отсутствии по делу отягчающих обстоятельств не могло быть назначено наказание в виде лишения свободы. Принудительные работы также не могли быть ему назначены, поскольку в соответствии с разъяснениями, содержащимися в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 N 58 "О практике назначения судами РФ уголовного наказания", в случаях, когда осужденному не может быть назначено наказание в виде лишения свободы, принудительные работы не назначаются. Просит об изменении приговора и назначении Соловьеву Е.А. наказания по ч. 2 ст. 109 УК РФ в виде ограничения свободы на 3 года с установлением ограничений и возложением обязанности, предусмотренных ч.1 ст.53 УК РФ, с лишением права в соответствии с ч.3 ст.47 УК РФ заниматься медицинской деятельностью на 2 года.

В апелляционной жалобе потерпевшие Г2. и О. поставили вопрос об изменении приговора в связи с неправильным применением уголовного закона. Полагают, что суд необоснованно не признал обстоятельством, отягчающим наказание, в соответствии с п. "з" ч. 1 ст. 63 УК РФ - совершение преступления в отношении беззащитного или беспомощного лица. В обосновании своих доводов, ссылаясь на существо, предъявленного Соловьеву Е.А. обвинения, указывают, что в момент совершения преступления потерпевший находился под наркозом, то есть в беспомощном и зависимом от осужденного состоянии, не мог сопротивляться его действиям и иным образом защитить себя. Полагают, что с учетом указанного обстоятельства наказание Соловьеву Е.А. должно быть назначено лишь в виде реального лишения свободы с применением дополнительного наказания, что будет соответствовать его целям. Кроме того, полагают, что сумма компенсации морального вреда, которая определена каждому из потерпевших в размере 1000000 рублей, не соответствует степени тяжести перенесенных ими нравственных страданий в связи с потерей близкого родственника, а также не отвечает требованиям разумности и справедливости и является заниженной. Просят с учетом указанных обстоятельств приговор суда изменить, признать в качестве обстоятельства, отягчающего наказание, совершение преступления в отношении беспомощного лица либо лица, находящегося в зависимости от виновного, усилить наказание, а также увеличить размер компенсации морального вреда.

В апелляционной жалобе осужденный Соловьев Е.А., выражая несогласие с приговором суда, поставил вопрос об его отмене. Приводя обстоятельства преступления, как они установлены судом и изложены в приговоре, считает их недостоверными, поскольку выводы суда основаны на заключении экспертов Оренбургского областного бюро судебно-медицинской экспертизы, выполненном, по его мнению, с нарушением требований уголовно-процессуального закона и подзаконных нормативно-правовых актов, регламентирующих проведение судебной экспертизы, которое противоречит материалам дела, положениям медицинской науки и практики, в связи с чем является недопустимым доказательством. Считает, что для ответа на вопрос о причине смерти Г1. и ее связи с полученной сочетанной травмой головы, конечностей, травматической ампутацией стопы необходимо было включение в состав экспертной комиссии экспертов, обладающих клиническими специальностями "травматология и ортопедия" и "нейрохирургия", поскольку в медицинской карте, заведенной в Краснокамской городской больнице Пермского края, а также заключении эксперта N 495-доп. от 16.10.2019, кроме прочего, в качестве причины смерти указана закрытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга тяжелой степени. Однако вопреки разъяснениям Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2010 N 28 "О судебной экспертизе по уголовным делам" участникам уголовного судопроизводства не предоставлена информация о профессиональной компетентности и квалификации экспертов, составивших экспертное заключение N 310, в отношении эксперта В1. имеются сведения о его должности и стаже, однако его специализация и практическая компетентность по профилю "травматология" и "нейрохирургия" не известны. Полагает, что судебно-медицинская экспертиза проведена ненадлежащим составом экспертов, что исключает ее использование в качестве допустимого доказательства. В тоже время, обращает внимание на заключение специалиста по профилю анестезиология-реаниматология Л., сделавшего вывод о наличии у Г1. после автодорожной аварии, кроме травматического отрыва стопы, - закрытой черепно-мозговой травмы, травматического шока, объемной кровопотери, и об отсутствии причинно-следственной связи между медицинским вмешательством и наступившими последствиями, которое соответствует требованиям закона и проведено надлежащим лицом с соответствующей квалификацией, однако необоснованно судом отвергнуто как и показания данного специалиста в судебном заседании. Анализируя содержание указанного заключения, соглашается с его выводами об отсутствии существенных дефектов при оказании Г1. анестезиологического пособия (наркоза, ИВЛ) и, соответственно, причинной связи между его действиями как врача и наступлением смерти пациента. Считает, что одним из факторов, приведших к смерти Г1., послужила быстрая одномоментная кровопотеря на месте происшествия в результате отрыва стопы, что повлекло разрыв трех крупных артерий голени, при этом доверять показаниям свидетелей-очевидцев, которые медицинскими познаниями не обладают и объективно судить о наличии или отсутствии кровопотери не могут, нельзя. По мнению автора жалобы, причиной летального исхода у Г1. являются несколько факторов, в том числе прямые последствия травмы, а не дефекты медицинской помощи, указанные экспертами, что исключает наличие состава преступления, предусмотренного ч.2 ст.109 УК РФ. Считает, что предъявленное обвинение основано на предположительном, без каких-либо подтвержденных фактов, указании экспертов о допущенных дефектах техники интубации и иных неправильных действиях при проведении анестезиологического пособия, при этом установление собственно дефекта не было осуществлено, мнение экспертов сформировано путем исключения, что требованиям закона не соответствует. Полагает, что на экспертную оценку об отсутствии признаков черепно-мозговой травмы могла повлиять неправильно изложенная в заключении информация из карты вызова скорой помощи о характеристике состояния пострадавшего, однако имеющееся противоречие судом не устранено, поскольку в допросе экспертов отказано. Считая, что судом необоснованно отказано и в прекращении уголовного дела с применением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа, обращает внимание, что он впервые привлекается к уголовной ответственности за преступление небольшой тяжести, частично признал вину и возместил каждой из потерпевших денежную сумму по 50000 рублей, принес извинения, однако суд не высказав мнения о достаточности с его стороны действий по заглаживанию вреда, сослался на мнение потерпевших при принятии решения, которое как условие прекращения дела по ст.76.2 УК РФ законом не предусмотрено. Кроме того, обращает внимание, что при назначении ему наказания судом нарушены требования ч.1 ст.56 УК РФ, содержащие запрет на назначение наказания в виде лишения свободы лицу, впервые совершившему преступление небольшой тяжести при отсутствии отягчающих обстоятельств, которые приговором не установлены. Просит об отмене приговора и прекращении дела с назначением меры уголовно-правового характера либо направлении дела на новое рассмотрение.

В апелляционной жалобе, поданной в интересах гражданского ответчика ГБУЗ ПК "Верещагинская районная больница" представителем К., ставится вопрос об отмене приговора в части гражданского иска в связи с несоответствием выводов суда фактическим обстоятельствам дела, существенным нарушением уголовно-процессуального закона, неправильным применением уголовного закона, существенным нарушением прав гражданского ответчика, неправильным определением и недоказанностью обстоятельств, имеющих значение для дела. Приводя разъяснения Пленума Верховного Суда РФ от 13.10.2020 N 23 "О практике рассмотрения судами гражданского иска по уголовному делу", считает, что при рассмотрении и разрешении гражданского иска судом нарушены требования законодательства, регламентирующие принятие решения в данной части, поскольку вопреки разъяснениям Пленума Верховного Суда РФ не приведены обоснования гражданского иска, истцами не доказаны и не мотивированы свои требования о размере компенсации морального вреда, не представлено доказательств претерпевания нравственных и физических страданий. Полагает, что вопреки разъяснениям, данным судам в постановлениях Пленумов Верховного Суда РФ от 26.01.2010 N 1 "О применении судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни и здоровью гражданина" и от 20.12.1994 N 10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда", и судебной практике, примеры из которой приводятся в жалобе, факт и степень нравственных страданий гражданских истцов, кроме наличия родственных отношений, суд не обосновал, не мотивировал взыскание компенсации в сумме по 1000000 рублей, установив ее размер вопреки требованиям разумности и достаточности, в разы превышающем компенсацию морального вреда при аналогичных правовых условиях. Кроме того, при установлении размера компенсации морального вреда не получили оценки обстоятельства, влекущие снижение степени вины врача Соловьева Е.А. в наступлении смерти и, соответственно, гражданского ответчика - Верещагинской ЦРБ, в частности, наличие грубой неосторожности в действиях потерпевшего, которые заключались в неправомерном завладении им мотоциклом М1., без наличия прав на управление данным транспортным средством, управление без средств защиты и с нарушением правил дорожного движения, повлекшее совершение дорожно-транспортного происшествия; предусмотренной законом ответственности владельца источника повышенной опасности, который оставил мотоцикл с ключами зажигания в замке и не принял мер для предотвращения завладения им Г1.; а также грубое нарушение правил устройства дорожных ограждений, установленных в нарушение ГОСТа. Автор жалобы обращает внимание, что судом при определении размера компенсации морального вреда не учтено имущественное положение осужденного Соловьева Е.А., на которого в регрессном порядке может быть возложена полная материальная ответственность в случае вынесения обвинительного приговора. Кроме того, полагает, что судом при рассмотрении дела существенно нарушены права Верещагинской ЦРБ, как гражданского ответчика, поскольку необоснованно оставлены без удовлетворения ходатайства о назначении повторной судебно-медицинской экспертизы, а также отвод эксперту В1., который, являясь хирургом, не может считаться компетентным специалистом по вопросам анестезиологии-реаниматологии, травматологии-ортопедии и нейрохирургии, то есть по тем вопросам, необходимость разрешения которых обусловлена фактическими обстоятельствами дела (оценка правильности действий врача анестезиолога-реаниматолога, оценка степени травматического повреждения головного мозга и оценка степени травматического шока и множественной травмы), с учетом данного обстоятельства ставит вопрос о назначении повторной судебно-медицинской экспертизы. Полагает, что судом необоснованно отвергнуты показания специалиста Л. и его заключение, приобщенное к материалам дела, об отсутствии дефектов со стороны Соловьева Е.А. и причинно-следственной связи его действий со смертью Г1., и обращает внимание на высокую квалификацию данного специалиста, имеющего ученую степень кандидата медицинских наук, который на регулярной основе привлекается в состав экспертной комиссии Пермского краевого бюро СМЭ, ведет преподавательскую деятельность и является заведующим профильным отделением в Государственном медицинском учреждении. В целом выражая несогласие с постановлением обвинительного приговора, назначением основного и дополнительного наказания Соловьеву Е.А., отказом суда в прекращении дела в отношении него с назначением судебного штрафа, ставит вопрос об отмене приговора в части гражданского иска с передачей дела в этой части на новое рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства, либо уменьшении суммы компенсации морального вреда.

В возражениях на апелляционные жалобы заместитель прокурора Верещагинского района Курдоякова Н.В. просит об их отклонении и изменении приговора по доводам апелляционного представления.

В возражениях на апелляционные жалобы осужденного и гражданского ответчика потерпевшие Г2. и О., считая их необоснованными, просят оставить их без удовлетворения, изменить приговор по доводам их жалобы.

Проверив материалы дела, обсудив доводы апелляционных представления, жалоб и возражений на них, суд апелляционной инстанции считает приговор подлежащим изменению.

Судом с достаточной полнотой установлены фактические обстоятельства дела. Выводы о виновности Соловьева Е.А. подтверждаются совокупностью рассмотренных в судебном заседании доказательств, приведенных в приговоре с надлежащими анализом и оценкой, в соответствии с требованиями ст.ст.17, 87, 88 УПК РФ с точки зрения их относимости, допустимости, достоверности и достаточности для правильного рассмотрения уголовного дела.

Так, из показаний свидетеля Ш1. установлено, что подъезжая на автомобиле к д.Кирпичики Верещагинского района Пермского края, обнаружил по ходу своего движения на повороте мотоцикл "Урал" с коляской, висевший на отбойнике, рядом с которым под откосом дороги находились двое парней, у одного из них отсутствовала правая ступня, при этом он был в сознании, вел себя адекватно, отвечал на вопросы. Имевшимся у него в машине чехлом от спиннинга перетянули рану, после чего кровотечение остановилось.

Из показаний свидетеля С. следует, что он в качестве пассажира поехал прокатиться на мотоцикле под управлением Г1., при этом, двигаясь под уклон, при повороте направо Г1. не справился с управлением и врезался в отбойник, а он до наезда успел выпрыгнуть с мотоцикла. Затем увидел Г1. в траве у дороги, который сообщил, что ему оторвало ногу, и попросил остановить проезжавший автомобиль, водитель которого вызвал скорую помощь и помог перетянуть рану. После аварии, кроме ампутации правой ступни, других телесных повреждений у Г1. не было, он все время был в сознании, разговаривал.

Показания С. о хронологии событий, обстоятельствах автодорожной аварии, предшествовавших доставлению Г1. в больницу и наступлению его смерти, подтверждаются показаниями друзей погибшего - М1. и М2., прибежавших к месту дорожно-транспортного происшествия и обнаруживших отсутствие у Г1. правой ступни, который разговаривал с ними, успокаивал отца, сознания не терял, чувствовал себя удовлетворительно, иных видимых телесных повреждений у него не имелось. М1. до приезда скорой перетянул Г1. травмированную ногу подручными средствами.

Из показаний инспектора ДПС Ш2. установлено, что в ночь на 23.07.2019 он выезжал по сообщению о дорожно-транспортном происшествии, случившемся недалеко от д.Кирпичики Верещагинского района, где обнаружил, что мотоцикл наехал на расположенный вдоль дороги отбойник и повис на нем, при этом в кювете находился Г1., у которого не было ступни на правой ноге. Он общался с пострадавшим, сообщившим свои паспортные данные (имя, фамилию и причину отсутствия отчества), при этом чувствовал себя удовлетворительно, адекватно отвечал на вопросы.

Из показаний свидетеля Ч. установлено, что в составе бригады скорой помощи она выезжала по сообщению об автодорожной аварии с двумя пострадавшими, одного из которых обнаружили сидящим в траве в кювете, ему до их приезда правильно был наложен жгут на ногу, и крови не было. Обработали рану, наложили повязку, осмотрели голову, живот, спину, при этом повреждений не обнаружили, признаков закрытой черепно-мозговой травмы не было, он жаловался только на ногу. Пока в течение 10 минут везли его до больницы, сделали ему инфузию физраствора, что является стандартной процедурой, но поскольку показатели артериального давления, сердцебиения у Г1. были в норме, он был в стабильном состоянии, хорошо ориентировался в пространстве, то с целью списания расходования физраствора сознательно занизили показания артериального давления, сердцебиения, указав, что он "отвечает не по существу", что могло свидетельствовать о шоковом состоянии, хотя в таковом пострадавший фактически не находился.

Показания Ч. о физическом состоянии Г1. на момент поступления в больницу согласуются с данными карты вызова скорой медицинской помощи, в которой зафиксировано, что "зрачки нормальные, реакция на свет живая, нистагма нет, пациент в сознании", а также с показаниями свидетеля В2. - врача-рефлексотерапевта Верещагинской ЦРБ, работающей по совместительству врачом приемного покоя больницы, согласно которым в ходе осмотра Г1., доставленного скорой помощью, ею был выполнен стандарт мероприятий по исключению черепно-мозговой травмы, а именно: она проверила реакцию зрачков на свет, наличие нистагма (подергивание зрачков) и при отрицательных данных и отсутствии в области головы телесных повреждений сделала вывод об отсутствии закрытой черепно-мозговой травмы у пострадавшего, который был в сознании, отвечал на вопросы, сообщив о себе и обстоятельствах дорожно-транспортного происшествия всю информацию. После осмотра передала больного дежурному анестезиологу Соловьеву Е.А. Около 11.00 утра следующего дня ее пригласили в отделение реанимации как врача-невролога для консультации по Г1., которому, исходя из истории болезни, была проведена операция "ПХО, формирование культи", после которой он в сознание не пришел. При изучении анализов (общего анализа крови, ликвора) ею установлено отсутствие грубой патологии у больного, кровоизлияние в черепной коробке не выявлено, при этом высокое давление ликвора свидетельствовало об отеке головного мозга, в связи с чем поставлен диагноз "энцефатопатия смешанного генеза", то есть поражение головного мозга, однако его природа ею не установлена, в связи с чем диагноз "ЗЧМТ?" поставлен под вопросом.

Показания свидетеля В2. объективно подтверждаются актом медицинского освидетельствования на состояние опьянения, составленного 22.07.2019 в 23.30, в котором отражены такие клинические данные, полученные при осмотре Г1., как живая на свет реакция зрачков, отсутствие нистагма, отсутствие нарушения речи.

Из показаний свидетеля Ш3. установлено, что являясь хирургом Верещагинской ЦРБ, оказывал экстренную хирургическую помощь молодому человеку Г1. после автодорожной травмы, в результате которой у него имелась травматическая ампутация конечности, отсутствовала стопа, однако других повреждений, переломов, ссадин не было, пациент вступал в контакт, был адекватен. При осмотре на предмет наличия черепно-мозговой травмы ее признаков не имелось, как и признаков травматического шока, кровопотеря была минимальной. Учитывая стабильное состояние больного, осмотрел место травматизации - голень и приступил к операции по ушиванию раны, которая была сухой, крови не было, и формированию культи, в проведении операции участвовали медсестра-анестезистка П. и анестезиолог Соловьев Е.А., сообщивший за 5-7 минут до окончания операции об остановке сердца у Г1. и проводивший реанимационные мероприятия, в результате чего сердечная деятельность была восстановлена.

В протоколе осмотра Г1., проведенного Соловьевым Е.А. перед операцией 22.07.2019 в 23.05, им получено согласие самого пострадавшего на анестезию, признаков черепно-мозговой травмы не отражено, вместе с тем зафиксировано, что "сознание ясное".

Об этом же свидетельствуют и показания свидетеля П., что перед операцией потерпевший был в сознании, адекватен и мог самостоятельно выразить согласие, как на проведение операции, так и на применение анестезии, которое и было получено лично Соловьевым Е.А.

Показания свидетелей и данные медицинских документов согласуются с первоначальным заключением судебно-медицинского эксперта N 269 от 5.09.2019, согласно которому диагноз "закрытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга" не нашел убедительного объективного клинико-неврологического подтверждения в представленных медицинских документах, следовательно, является сомнительным и не может приниматься во внимание.

Вместе с тем осужденный Соловьев Е.А. как на предварительном следствии, так и в судебном заседании утверждал, что при оказании Г1. анестезиологического пособия (наркоза, ИВЛ) им не допущено существенных нарушений, в связи с чем причинно-следственная связь между его действиями и наступлением смерти пациента отсутствует, а причиной гибели Г1. являются прямые последствия травмы - быстрая одномоментная кровопотеря в результате травматического отрыва стопы с разрывом трех крупных артерий, вызвавшая шоковое состояние, и черепно-мозговая травма, полученная при падении с мотоцикла.

Данная версия стороны защиты тщательно проверена в ходе судебного разбирательства и объективно опровергнута, помимо приведенных свидетельских показаний, заключением комиссионной судебно-медицинской экспертизы N 310 от 11.06.2020, проведенной ГБУЗ "Бюро судебно-медицинской экспертизы" Министерства здравоохранения Оренбургской области, согласно которой травматических повреждений головного мозга у Г1. не подтверждено: наличие телесных повреждений в области головы не зафиксировано в записях осмотров фельдшеров скорой медицинской помощи, неврологов обоих медицинских учреждений - Верещагинской ЦРБ и Краснокамской городской больницы Пермского края, нейрохирурга санавиации, анестезиологов-реаниматологов, хирурга и в протоколе судебно-медицинского исследования трупа; не подтверждено их наличие и результатами лабораторно-инструментальных методов (в анализе спинно-мозговой жидкости от 23.07.2019 не было обнаружено ни единого форменного элемента, эритроцитов, лейкоцитов, что не характерно для ушиба головного мозга; компьютерная томография головного мозга от 27.07.2019 и далее в динамике, а также судебно-гистологическое исследование не выявили каких-либо патоморфологических изменений, указывающих на черепно-мозговую травму).

Вместе с тем экспертами установлен дефект техники интубации трахеи, о чем свидетельствовало снижение сатурации (уровня насыщения крови кислородом) в течение 45-50 минут с момента интубации и начала операции с 91% до 80%, в связи с чем в 00.50 была выполнена реинтубация трахеи (повторное введение эндотрахеальной трубки в трахею), во время которой в 00.52 у Г1. произошла остановка сердечной деятельности и снижение сатурации до 60%, так как в период проведения этой манипуляции возникла гиповентиляция (недостаточная вентиляция легких), после чего ранее имевшие место явления гипоксии усугубились, увеличилось напряжение углекислого газа в крови, и наступила остановка сердечной деятельности.

Именно дефект техники интубации трахеи, допущенный во время операции 22.07.2019 по первичной хирургической обработке и формированию культи правой нижней конечности на уровне нижней трети правой голени, привел к тяжелой гипоксии (нехватке кислорода в организме), остановке сердечной деятельности с развитием клинической смерти, постреанимационной болезни с постаноксическим некрозом головного мозга и наступлению смерти Г1. от полиорганной недостаточности, что свидетельствует о наличии прямой причинно-следственной связи между дефектом оказания медицинской помощи в виде нарушения техники интубации трахеи и смертью Г1.

То, что десатурация и нестабильность гемодинамики могли быть вызваны шоковым состоянием пациента, как утверждает сторона защиты, комиссией экспертов также отвергнуто, поскольку у Г1. отсутствовали какие-либо объективные причины для возникновения гипоксии (недостатка кислорода) и остановки сердечной деятельности: у него не было тяжелой сопутствующей патологии, травма правой нижней конечности была ограничена областью стопы и не сопровождалась угрожающими жизни явлениями, черепно-мозговой травмы у него не имелось. Падение сатурации крови с момента интубации, необходимость в реинтубации, остановка сердечной деятельности у пациента, находящегося на искусственной вентиляции легких во время операции и восстановление показателей вентиляции после реинтубации объясняется лишь осложнениями, связанными с интубационной трубкой, и следствием грубых технических дефектов при выполнении интубации.

Об этом выводе объективно свидетельствует тот факт, что после реинтубации и корректной установки интубационной трубки в органах дыхательных путей Г1. 23.07.2019 в 01.00 аппаратурой зафиксированы удовлетворительные показатели насыщения крови кислородом - 94%, а в дальнейшем в период послеоперационного нахождения потерпевшего в отделении реанимации Верещагинской ЦРБ - до 23.00 23.07.2019, согласно карте суточного мониторирования пациента, уровень насыщения крови кислородом не опускался ниже 98%.

Положив в обоснование приговора указанное экспертное заключение, суд исходил из того, что оно объективно согласуется с иными доказательствами, в том числе с первоначальным заключением судебно-медицинского эксперта N 269 от 5.09.2019, исключившего наличие у Г1. закрытой черепно-мозговой травмы и ушиба головного мозга.

О дефектах техники интубации при проведении анестезиологического пособия и несвоевременности их устранения, допущенных осужденным, свидетельствуют, помимо экспертных выводов, и показания допрошенной в качестве свидетеля медсестры-анестезистки П., из которых установлено, что Соловьев Е.А. лично провел интубацию с использованием эндотрахеальной трубки (ЭТТ), но на 5-й минуте операции, прослушав работу легких Г1., извлек ЭТТ из трахеи и ввел обратно при помощи ларингоскопа, то есть провел реинтубацию, что обычно делается, если у доктора есть сомнения в корректности установки ЭТТ, после чего зафиксировал трубку бинтом к голове Г1. и разрешилхирургу приступать к операции, в течение которой у потерпевшего уровень сатурации находился на предельно низком уровне, о чем свидетельствовали показания прибора типа пульсоксиметр, выводившиеся на отдельный монитор в операционной, который с 20-й минуты операции стал фиксировать снижение сатурации до 89% и к 45-й минуте снизился до 80%. Она понимала, что уровень сатурации находится на низком уровне, о чем постоянно напоминала Соловьеву Е.А., который несколько раз переставлял пульсоксиметр с одного пальца на другой, но показатели от этого не менялись. Через 30-40 минут после первой реинтубации осужденный прослушал работу легких пациента фанендоскопом, но какого-то решения после этого не принял. Учитывая, что устойчивая динамика снижения сатурации могла свидетельствовать о недостаточном поступлении кислородосодержащей смеси в легкие пациента, на 40-45 минуте операции, когда сатурация продолжала снижаться, она предложила Соловьеву Е.А. поставить Г1. на мешок Амбу (ИВЛ) и проверить таким образом эндотрахеальную трубку на предмет засора, однако при санации ЭТТ отсосом постороннего содержимого в ней не оказалось. После процедуры санации сатурация не поднималась, о чем она сообщила Соловьеву Е.А. и сказала, что в таком случае надо что-то делать, в связи с чем он принял решение переинтубировать пациента, что и было сделано на 50-й минуте операции, после чего уровень сатурации снизился до 60%, и произошла остановка сердца. Примерно через 2 минуты сердечную деятельность удалось восстановить. Через 10 минут после реинтубации уровень сатурации в крови достиг 94%, по окончанию операции Г1. на ИВЛ был переведен в реанимацию.

Согласно показаниям специалиста Н., в медицинских документах, оформленных в Верещагинской ЦРБ, действия Соловьева Е.А. в момент снижения сатурации у Г1. не описаны, на протяжении 35 минут (с 00.15 до 00.50 часов по протоколу операции) карта операции не содержит информации о действиях врача-анестезиолога в связи со снижающейся сатурацией и падением пульса и давления. Между тем в такой ситуации Соловьев Е.А. должен был проверить состояние аппаратуры (аппарата ИВЛ) на утечку кислорода, правильность расположения ЭТТ, провести аускультацию (прослушать дыхательные шумы в грудной клетке, шумы в эпигастрии, провести прямую ларингоскопию), оценить состояние самого больного, состояние гемодинамики, работы сердца, количество кровопотери и при необходимости дать указание хирургу на приостановление операции. При снижении сатурации у больного Г1. необходимо было повысить объем подаваемого кислорода и снизить закись азота, и сделать это требовалось еще на 20-й минуте операции, что позволило бы услышать шумы, издаваемые неправильно установленной ЭТТ и поднять уровень сатурации. Установив дефект интубации эндотрахеальной трубки, Соловьев Е.А. должен был произвести ее переинтубацию, то есть извлечь и установить ее заново, насытив перед этим организм больного кислородом. Однако по карте операции объем кислорода на момент снижения сатурации - 3 литра в минуту и остается на том же уровне до момента остановки кровообращения.